Punch, приветствую!

Потянуто у Leki.

Rarindra Prakarsa http://www.fotocommunity.com/pc/pc/mypics/574065

---

Уж полдень близится...

...а мы всё только "выезжаем через пять минут".

Но, наконец, люди и вещи собраны в кучу. Все цветы политы, животные покормлены. Главное, чтобы они не сожрали еду, предназначенную на два дня, в один присест.



ЗЫ насчёт животных: я тут электронного котёнка завела. Кто ж теперь без меня его, бедняжечку, гладить и ублаготворять будет?!... Кому не лень - пожалуйста, щёлкните на ссылку http://antigw.net.ru/cat/pat.php?cat=9864, заранее - большое спасибо!

Всё, убегаю.

---

lowrensiya, приветствую!

Это гобелен "Осень. Лесное озеро.", автор - Бушуева Г.

http://www.megatavr.com/rus/author/...64f767a23419bc4





А дальше - просто осень:

---

Darvest, приветствую!

Драконы в хозяйстве весьма полезны. Суп подогреть, пирог испечь. Опять же, фейерверки всякие-разные - тоже дело хорошее, на праздник.

---

Фалька-изверг, приветствую!

Выбирала-выбирала, а в результате сама не знаю, почему выбрала такие картинки, тоже потащенные на дайриках, только не помню где. (Насчёт картинок дайрики великая вещь!). Автор - Daniel Merriam.

---

Нытьё и ворчание:

А я сегодня не поехала в сад! Не поехала!

Хотя трёхдневное вскапывание грядок было запланировано задолго до. И проведены хитроумнейшие дипломатические переговоры с мужем и отцом, дабы их сподвигнуть. И выработана стратегия, позволяющая им находиться в одном пространстве совместно, не рыча друг на друга и не косясь злобно, с адскими отсветами в глазах.

А теперь, раз я осталась дома, они из принципа тоже никуда не сдвинутся.

Ну не шмогла я, не шмогла!

Вчера, говорят, была какая-то вспышка на солнце, геомагнитная буря, и т.д.

Сперва я легкомысленно отнеслась к головной боли, сьела таблетку, и всё. Тем более - конец года, не могу я больше на больничные уходить. Занятия у меня, я и так детей только что собрала обратно. (Вообще-то, на их месте я бы тоже, наверное, плюнула на кружок - в мае, при такой-то погоде, да когда ещё школьные контрольные и экзамены на носу! Не-е-ет, в кружок бы меня никаким калачом не заманили!)

Но не помогли таблетки нифига. Я уж пугаться начала - на полном серьёзе ощущение, что голова сейчас лопнет. И очень хочется лечь, а поскольку некуда, то пол начинает казаться таким соблазнительным местом - он та-а-акой горизонтальный, и наверное прохладный, так и притягивает взгляд...

В перерыве между второй и третьей сменой, обнимая сантехнику, объяснила коллегам, что это так тошнит меня от головной боли. И что я сдаюсь, и, если вызовут скорую, то упираться и отбиваться от врачей не буду.

И приехала домой на скорой, обколотая и умиротворённая. Но всё ещё собиралась с утра в сад.

Но потом решила, что жизнь дороже.

Отцовские попрёки переживу, не в первый раз. А Герка только рад отвертеться от сельхозработ. И я его, в общем, понимаю.



Но завтра, если не случится потопа, пожара, цунами, землетрясения и тому подобных развлечений, мы всё же отправимся на лоно природы с лопатами наперевес и семенами в мешочке, кормить комаров и сеять зелёное, недолговечное, съедобное и не очень. И вернёмся лишь десятого. Не поминайте лихом.



А пока я пошла искать картинки для приветствия двух новых ПЧ. Списки интересов у здешних людей такие, что я снимаю шляпу, изумляюсь, восторгаюсь и веселюсь. Вряд ли я их чем-то удивлю, ну, ладно, просто вывешу что-нибудь симпатичное.

---

стихи Яковлева

...тоже вышли отдельной книжицей. Только эта новость с привкусом горечи. Собирались-собирались его издать в нашем "Китапе", и вот издали почти ровно год спустя после смерти.



А ещё мне жалко, что в этот сборник не вошли как раз те из его стихов, которые мне больше всего нравились.



От века я в том мире поселён,

где суета имеет обаянье.

Клён угасает, умиротворён,

и снег в страданье -

но не в наказанье.



И лист на лист - как сталь летит на сталь.

Уж валится октябрь, обезоружен.

А мы дежурно начинаем ужин,

вливая смерть в серебряный Грааль.



Та чаша не минует никого.

Но губы свежи, а напиток млечен.

И кажется, круг жизни неочерчен

для каждого, ступившего в него



***



Милая, поцелуй уже в губы.

Опять, как листва отдаётся небу.

Голов теперь за это не рубят.

И я заткнусь, что ты - королева.



Набравшие зрелости ветви - плотник

купирует, как щенка-недоноска.

Но страсть, это лунная прихоть плоти -

лепить огонь из свечного воска.



Не верю примете дурной звездопада -

и ты со мною стареть не смеешь.

За возрастом галлы списали Элладу,

но в ней легендарна фабула смертных.



Мы рубим мосты, отворяя руки,

кусая губы, смежая веки...

Мы любим. - такая вот Божья штука,

забытая в глиняном человеке.



***



Не умру я - сбегу на рыбалку, на Стикс,

на рассветную ли, на вечернюю зорьку.

Ты дождись меня только, за стол не садись!

вся недолга, любимая, вся недолга…



На рыбалку сбегу со своих похорон -

толи солнце в костёр, толи звёзды раздую.

На крутом берегу мне расскажет Харон,

как плотву изловить золотую.



И когда панихиду завоют попы,

загуляют кадила, костры мои застя,

ты возьми две мои золотые плотвы -

загадай нам по счастью.



***

Я зарыл золотые россыпи.

Я забыл дорогие лица.

Я теперь не могу без осени,

как без клетки не может птица.



Я готов снегопадам бронзовым

подставлять наготу, как связанный -

только чтоб ледяные розы

в подреберье шипами вязли.



В окоёме февральском катятся

облака с фиолетовым привкусом -

а мне хочется к волку ластится

с человеческой, жаркой дикостью.



В полуглотку Луне повоем мы,

разбивая сугробы лапами -

волки чуют весну по своему,

волки тоже ловки на запахи.



Жаль, поэмы волкам до лампочки -

всё равно, за чертой, за городом,

мы одной породы - пахнущей

одиночеством, страстью, голодом.



***



Вдали, где смутных деревень



Огни едва уже мигают,



Обнять полынь - и не вставая



Свежерождённый встретить день.







Среди густых еловых круч



Отметить смутное движенье,



Поймать в минуты просветленья



Небес - зелёный звонкий луч.







Всю красоту в себя вобрав,



Вдруг до поэзии - до горя! -



Принять, как многолетних трав,



Всей жизни многолетней горечь…



***



Ангелы, отряхнувшие пыль с крыльев,



ангелы с нафталиновым запахом,



уже поднимают свои эскадрильи



и будут здесь завтра.







открывая поцелуями двери,



глядя сквозь зеркала…



и, собственно, дело не в вере,



а в том, что любовь зла.







они сочтут, что последний вечер



тих, как эдемский сад.



они войдут - и настанет вечность



для тех, кто прятал глаза.







они покушают белого хлеба.



зачтут Сверхновый завет.



они пройдут - и настанет Небо



для тех, кто смотрел вослед.







и будет военное бездорожье,



и ноги устанут в стремени,



когда полосатый перст Божий



остановит машину времени.







никто не захлопнет дверей пурге,



ибо, повинные головы,



с дьяволом мы на короткой ноге -



пифагоровой…







и с пирамид, как случайный образчик



всего человечьего Было,



посмотрит в небо хтонический мальчик



глазами, полными Нила.





***



Я гуляю утрами с тростью -

на восходы жизнь укорачиваю.

Бритый. В чёрном... Тенденциозно -

тем не менее, оборачиваются.



И уже с полувзгляда ясно...

И мужья за рукав - дёрг - подружек.

Ибо с трости чернённый ястреб

ухмыляется им, замужним...



Я гуляю утрами с тростью.

Одинок! Без тебя гуляю.

Я готов ею чьи-то кости,

на куски дробить, завывая!



И тогда зрачки леденеют,

заморозив в себе твой образ...

И замужние - цепенеют,

будто бы от качаний кобры.



И, невидим, когтями стиснув

так плечо, что рука немеет -

о тебе мне клекочет тихо,

Тот, который любить не смеет.



И хранителя, Эль-Малхида,

заклинаю - и правда, верю -

о любови моей разбитой

твоему шепнуть Бархиэлю...



***



Ты прикладывала к соцветию подсолнуха

ледяную

обветренную степью голову?

Тогда теплеет ухо -

а хочется, чтобы сердце.

Но - увы! - подсолнух не тот цветок,

от которых тают женщины.



И бронзовый жук

ревниво всползает по стеблю,

перебирая лапками

как шахматист - варианты,

проверить:

кто коснулся его Солнца?!



И не различая тебя - не тот масштаб -

думает (а жуки умеют думать):

наверное, это Тот,

кто создал моё Солнце -

кто ещё посмел бы его коснуться? -

и молитвенно складывает лапки...

Тебе.



***

Копится влага в разбитом сосуде -

прян аравийский туман.

Вновь полукружьем рассажены люди,

Черпает кровь атаман.



Над головами - похмельная тяжесть.

Нимбом довлеет судьба.

Тело Отца, зачерствевшее за ночь,

вскрипывает на зубах.



Взгляды невинны. Речи недлинны.

Тайное - явно. А вровь

с тёплыми сводами - смех Магдалины

чистый, как Евина кровь.



Век на излёте, но вечность - на взводе.

Краски соединены.

Равноапостольный Буонаротти

слушает голос Стены...



Бражникам с неба роняясь на плечи,

пухло снуют сизари.

Вечная вечеря - сон человечий.

Песнь виноградной зари!



Время из-за рубиконовой грани

смотрит, мотая клубок,

как отражается в синем Граале

вилами писаный Бог.

---

Урррряяя!

У моей подруги Светы Чураевой вышла новая книжка! В местном издательстве. Маленькая, но симпатичная.

Называется - "Ниже неба".

Вовсе даже не фантастика-мистика какая, а - подумать только! - биография действительно жившего человека, Давлеткильдеева, художника. Но написано так, что читать приятнее, чем некоторые книжки в любимом мною жанре фэнтези. Чейчас ка-а-а-ак перепечатаю сюда кусок из первой главы, "на правах рекламы"!





Глава первая

Село Кугуль, 1887 - 1894



Много-много торопливых слов - они помогают от страха. От страха перед неведомым потусторонним миром, куда открывают дорогу рождение или смерть.

Много тихих священных слов вокруг тёплого куска мяса, только что рождённого женщиной.

Его обмыли согретой водой.

Завернули в белое полотно.

И похоронили в сорока шагах от дома. Глубоко, чтобы не достали собаки.

Глубоко схоронили послед, вернув в неведомый потусторонний мир.

А человек остался. Его обмыли согретой водой и завернули в белое полотно.

Он отдыхает после трудных родов. Ему было тяжелее, чем матери, но не так страшно. Ведь он не знал ещё, что такое страх.

Совсем недавно он был один, как бог.

Потом он был вместе с матерью. Она очень мешала ему. Ела жирное, таскала тяжёлое, стирала, хворала и кричала пронзительно на гусей. Ему было плохо от неудобной матери, не хватало воздуха, и он тосковал. Хотел быть один. Как бог - весь мир заключая в себе.

Потом, недолго, он был совсем один - ни мира, ни матери не было с ним. И две старухи - свидетели его одиночества помогли ему родиться на свет.

А потом началось долгое одиночество - обычное человеческое. Беспокойное, без той вечности, что не делится на минуты и дни. Началась суета - память о прошлом да мечты о будущем, в сущности - ничто. Ничто, если миг между памятью и мечтой не удаётся наполнить жизнью.

Пока он отдыхает, и две старухи, что помогли ему родиться на свет, отдыхают тоже. Мать спит, а повитуха пьёт холодный айран. Она привязала младенца за руку ниткой, чтобы он не умер, и пьёт айран, полоща прохладой сиротливые дёсны.

Повитуха назвала чернявого мальчика Балакарга - да не позарятся злые духи! И все называли его так сорок дней.

Под этим именем его показали женщинам, на третий день после родов.

- Воронёнок, фуй, - простодушно плевались женщины. - Фуй, какой некрасивый чёрный ребёнок! И когда это вороны успели принести его?

- Действительно, когда? - как будто удивлялась мать. Она тревожно осматривалась: всем ли хватит еды? И потчевала гостий. И злым духам положила несколько творожных колобков с ягодами. Отличных колобков из высушенного сладкого творога и топлёного масла, с черёмухой, с вишней - таким угощением не обидишь, от него подобреет всякий, даже бире.

И женщины подобрели тоже, не плевались больше на мальчика. Сидели чинно на мягких подушках, разговаривали медленно, лениво - куда торопиться? Они пришли по делу - пить чай в честь младенца. Сидели, поблёскивали тусклыми маслеными кругляшками монист, старательно жевали солёные пластинки поджаренного сушёного мяса, шумно запивали жирным горячим чаем. "Пусть ему всегда будет сытно, как нам сейчас, - приговаривали они. - Пусть сладко ему будет, как нам от этого мёда". Куда торопиться? У мальчика впереди ещё целая жизнь.

- Пусть она будет длинной, как девять раз по девять мотков этих ниток, - загадывала мать, подавая на прощанье каждой из женщин моток напряденной за долгие месяцы пряжи - "нитки младенца".

- Да хранит его твоя любовь, - отвечали ей.



- Да хранит его любовь Аллаха, - говорили мужчины на сороковой день после родов. Шутка ли - наречь младенца перед Господом! Только мужчин можно звать на столь непростое дело. Они степенно вкушали угощение по поводу наречения ребёнка. Ели варёную колбасу, мясо, хлебали густой мясной суп.

Шептали молитвы. Много-много торопливых священных слов - они помогают от страха. Ведь никто не знает, что происходит в мире, когда человеку даётся имя.

Мулла наклонился к нему и три раза прошептал на ухо: "Пусть имя твоё будет Касим". Имя твоё...

Пусть будет.



Касим, сын Салигаскара, родился художником. Он долго не знал об этом, пока ему не сказал отец. Отец так и воскликнул по-русски: "Художник!", когда Касим разрисовал ягодным соком себя и сестёр. На руках он нарисовал перья, и Касим, Бахрамхаят, Котлозаман бегали по лугу, крича, как птицы. Ветер подхватывал их, и они вот-вот полетели бы, если бы отец не поймал всех троих.



Это детское чувство - мгновение до полёта - обычно первое, что помнит человек о себе.

Мой дедушка запомнил почти такой же полёт. То же небо, праздничное, ветреное, весеннее. Те же короткотравные луга. Его, четырёхлетнего, посадили на лошадь, и он летел, крепко подхваченный сладким ужасом, летел... Сначала - вцепившись в короткую уздечку, потом - через голову лошади. Потом лежал на спине и продолжал лететь, потому что ничего, кроме неба не было перед ним. А лошадь стояла рядом и виновато обнюхивала упавшего малыша.

И через сорок, и через пятьдесят, и через восемьдесят лет, рассказывая об этом, дедушка не переставал удивляться: как лошадь не наступила на него, как остановилась сразу и ждала бегущих к ним испуганных взрослых? Мой старый дедушка удивлялся восхищённо уму благородного животного, а тогда, малышом, он не удивился вовсе. Лежал на траве, счастливый, и летел, летел... Это было всего километрах в пятидесяти от Кугуля, в деревне Карача-Елга, где родился мой дед.

Меньше дня пути, чуть больше двух десятков лет отделяет полёт одного мальчика от полёта другого. Из нашего "сегодня", с расстояния в век, два близких воспоминания сливаются в одно - небо, ветер, луга, полёт. Детство человека, жившего сто лет назад, ранние мгновения жизни человека уже умершего.



Всего сто лет - а люди уже по-другому видят мир вокруг себя. По-другому видят себя в мире.

Изменилась обыденность, но всегда у человека будут праздники. И как бы ни менялись люди, они всегда будут встречать приход весны. И всегда действо это будет связано с женщиной. Приветствие начала жизни, праздник ожидания лучшего - волшебство.

Каргатуй - "праздник птиц". Древний - наверное, он был у башкир всегда, ещё с тех детских пор, когда время не измерялось числами.

Когда день и ночь сменяли друг друга, и кончалась, наконец, зима. Стаивал снег, нежаркое солнце согревало землю и укутывало её новенькой незапылённой травой. И женщины, встречаясь друг с другом, смотрели на солнечное небо и говорили: "Хорошо! Птицы прилетели, не пора ли нам отметить Каргатуй?".

Старейшие жительницы селения собирались на припёке и назначали день праздника. Выбирали барашка, собирали со всех муку, соль - всё необходимое для бишбармака. Открывались сундуки с нарядами, проветривались яркие тяжёлые платья и юбки, притихшие мужчины почтительно смотрели на весёлых от весеннего ветра жён.

В этот день мужчинам полагалось выполнять всю домашнюю работу. Пока хозяйка умывалась, наряжалась, хозяин запрягал лошадь и укладывал в телегу приотовленные заранее продукты: сдобный баурсак, чашку топлёного масла, туесок с катышками корота, челяк с кумысом или ведро густого катыка. Туда же укладывались скатерть, полотенца, деревянные чашки. Когда всё было готово, муж бережно усаживал супругу в телегу, подавал ей вожжи и открывал ворота. Ребятишки занимали места позади матери - и в путь!

Одна за другой выезжали подводы на зелёную улицу и караваном, не спеша, отправлялись в степь. Мужчин не брали в степь, ведь в Каргатуе было древнее волшебство. Древняя магия битв жизни против смерти была в плясках и хохоте, сказках и состязаниях, в безудержном беге малышей по холмам. Малышей, призывающих в помощь птиц.

Мужчины - их, взрослых, не брали на продолжения вечных безвремённых битв. Оставляли у ворот. Но они смотрели на весеннее небо и знали, что - праздник.

Праздник!



Сотни лет человек ползал по земле: и так и эдак крутился, чтобы было ему на этой земле удобно. Ползал, мир пропуская через живот. С тех пор, когда живот полон, внутри человека мир.

Человек ползал по земле и ел землю, и уходил в землю...

Но всегда в нём жило небо.

Человек крутился так и эдак, и невзначай задевал желудком о небо в себе. И небо начинало звенеть, и небо начинало расти, и вырывалось из горла песней, из сердца - счастьем, из чресел - детьми. Небо. Оно сворачивалось в бутон и возвращалось в глаза красотой.

Когда человек задевал желудком за небо, он вдруг замечал, как красив он сам, и как красиво всё вокруг. Когда человек задевал желудком за небо, начинался праздник.

Такой, как этот Каргатуй. Тогда небо выплеснулось так, что нечаянно залило мир. Оно зеленью качалось в карих глазах пляшущих дев. Оно кипело в котлах и вырывалось кумысом из челяков. Оно забирало кататься на себе детей, которые ещё умели кричать по-птичьи. И птичьим гомоном трепетало небо. "Праздник птиц".

Небо было везде, только мать Касима не задевало оно, и не было его в ней.

Мать сидела на земле, на войлочной подстилке. В её котле варилось мясо, её глаза были так узки, что небо не попадало в них. Для матери праздник был как обычный день. Она кормила людей.

А небо ветром слезило глаза, обещая радость. Такую радость, что и представить нельзя, а можно только разрыдаться вдруг, выталкивая копоть из себя. Плакать, чувствуя только небо внутри и неведомое счастье впереди.

Весеннее небо обещало счастье, но мать не верила ему. Может быть, знала, что за весной придёт лето. Что за голубой сулящей весной 1891 года придёт белое солнце. Засуха. И не останется слёз - ни на радость, ни на горе.

Мать знала, что когда хочешь счастья так сильно, что ждёшь его уже завтра, послезавтра приходит беда. И ты падаешь лицом в землю и разбиваешь своё небо о камни. И когда всё-таки приходит счастье, ты не можешь поднять на него глаз.

Касиму до беды оставалось три года. А до лета была ещё вся весна.

Другие женщины не знали про лето, они смеялись и рассказывали сказки. Мать не знала сказок и молчала. Дети не знали сказок и слушали.

---

Реинкарнация, приветствую!

Ох, долго же я искала для тебя приветственную картинку! Оказалось, у меня на компе всяких мрачностей почти и не водится. Ну, наскребла маленько. Чем уж богаты, тем и рады...

---

Мелкий припадок чёрной неблагодарности

...случился у меня сегодня. Недоумеваю и чувствую себя неадекватной. И очень злой.

Пришла подружка. Обнаружила меня в состоянии подыхательном и горизонтальном. Я даже не смогла нормально напоить её чаем, торопливо поставила всё на стол и легла. Она пощупала, какая я горячая, послушала, как я кашляю, воспылала сочувствием и захотела чем-нибудь помочь. Это же естественно? И я должна быть этому рада! И сказать спасибо, вполне искренне. Ведь так? Вместо этого я панически вопила с дивана: "Нет! Не надо ничего делать! Гера, ну останови же ты её!" И даже порывалась встать и вмешаться физически, но мне действительно на тот момент очень поплохело. В результате добрая самаритянка протёрла пыль, подмела в коридоре, вынесла мусор и домыла недомытые мною вчера окна. Гера был смущён, но доволен. Я же почувствовала себя абсолютно несчастной, бесполезной, больной, ни к чему не способной, расстроилась буквально до слёз. При том, что обычно я помощь по хозяйству всячески приветствую. Но тогда меня охватило бессильное бешенство какое-то. Чужое вмешательство воспринималось как насилие, как укор собственной недееспособности. Словно у меня что-то отнимали, хотя на самом-то деле ведь, наоборот, дарили! Но мне было обидно. И ведь понимала, что обижаться не на что - для меня же стараются. А оттого чувствовала себя окончательно нелепым и капризным созданием. Совсем упала духом. А ведь утром ощущала себя вполне человекообразной, хоть и нездоровой, тихо ползала по кухне и даже обед успела приготовить к обеду, а не к ужину... Теперь же никак не могу придти в себя, совсем расклеилась. И не понимаю - что это со мной было, что за злобный шквал? Очень неадекватная же реакция, и неожиданно сильная. Может, это что-то физиологическое, острое отравление организма вирусами, действующее на психику?



И что же вы думаете - теперь я прикидываю, как бы всунуть это безобразие в один из эпизодов своей писанины. Там есть персонаж, которому такая дурная реакция на постороннюю помощь подошла бы по характеру куда больше, чем мне.



ЗЫ: зато подружка ушла счастливая, чувствуя себя героем, спасшим друга, несмотря на яростное сопротивление спасаемого. И была оспасиблена-ублагодарена в финале, естественно. Она, конечно, молодец. Это у меня с мозгами чегой-то...

---

Маркиз, приветствую!

Закатами:

---

kaifa, приветствую!

если вдруг захочется дождя

























а вот как, оказывается, выглядит дождь в образе куклы:



утащено с сайта http://www.alexandra.ru/english/unique/2.html

---

Этиль Белая Горячка, приветствую!

Ещё белки:







































...это был сеанс белкозакидательства, специально для Этиль Белая Горячка.

А это - горы, которые называются Катуньские Белки:

---

Несёт меня лиса за тёмные леса...

... за синие моря, за высокие горы.

То ись, заместо того, чтобы сочинять и переделывать давно начатое, доводя его до ума, меня постоянно несёт куда-то вбок. Три часа просидела за монитором - не написала и пары предложений в основной текст. Вместо этого накропала страницу типичного непонятночегонепонятнооком. Кусок бреда. Какие-то неизвестные мне люди в неизвестном мне месте, без сюжета и вообще... Ни начала ни конца. Разнобой стиля. Например, наукообразное слово "ориентируясь" в тексте смотрится чужеродным до зубовного скрипа. Править, тратить время и остаток закипевших мозгов? А зачем, куда этот кусок девать? Сейчас точно некуда. Совсем левые персонажи. И шо с ими делать? Они отвлекают меня, гады! И вот таких черновых фрагментов у меня уже лежит штук... много лежит...

Ну, то, что они есть - не плохо, с ними можно будет работать потом. Но сейчас-то мне надо совсем другое! Где моя голова? Где моя НОРМАЛЬНАЯ голова?! Верните её!









Котёнок орал требовательно и звонко. Считая, видимо, что на вопли обязан явиться кошачий бог-покровитель с миской тёплого молока. Крошечную горластую тварь ничуть не заботил покой и отдых Его Светлости Анатарьена Шегерлена, прибывшего в гостиницу поздним вечером и, наверное, уже почивавшего. А ведь хозяин «Пегого Быка» строго-настрого приказал работникам и домочадцам соблюдать на этаже для знати тишину, и вообще лишний раз мимо дверей нового постояльца не шастать! Вот сейчас выскочит кто-нибудь из кухни, взбежит по лестнице, ухватит малыша за шкирку или наподдаст спросонья ногой под брюхо…

Улинна опасливо покосилась по сторонам и осторожно двинулась вверх, ориентируясь на звук. Трудновато разглядеть в полумраке серый пушистый комочек.

- Киса-киса-киса… Иди сюда, Мякиш, зараза такая! Жить надоело? Вот увидит папаша, какой я блошиный приют притащила с улицы – утопит тебя, глупого, в лохани, а меня на неделю отправит котлы скрести…

Скрипнула дверь. Наверху стало светлее. Улинна отпрянула в тень и замерла, прильнув к пыльной драпировке. Внизу, в главной зале, всё ещё невнятно гудели хмельные гости, но девушке казалось, что её частое неровное дыхание эхом отдаётся вокруг. Улинна постаралась успокоиться. В проёме обрисовался невысокий тонкий силуэт. Человек задержался на пороге, вглядываясь в сумрак, потом присел на корточки:

- Точно, вот он. Я же говорил - мяучит. По-твоему, я оглох?

- Арьен, сию минуту вернитесь в постель! – голос из глубины комнаты походил на рычание - И, если ещё раз услышу ваше безмятежное «щас-щас», клянусь, надеру уши, как бродячему мальчишке!..

Его Светлость тихо хмыкнул и тут же сдавленно закашлялся.

- Арьен, вы не доживёте до пятнадцати лет, потому что вас убью я! Просто чтобы не видеть, как вы опять шлёпаете босиком по холодному полу и стоите на сквозняке в одном исподнем! При том, что накануне вымокли до нитки. Соскучились по лихорадке? По долгим приступам кашля – до слёз, до рвоты? Давно не задыхались, не просили позвать священника, уверяя, что «сдохнете прямо сейчас»?

Прошуршав в воздухе, о косяк шлёпнулся свёрнутый плащ. Следом, один за другим, тяжело бухнулись сапоги.

- Криг, ты потрясающе куртуазен. Спугнул моего котёнка! Лень оторвать задницу от кресла и нормально подать пациенту платье…

- Если я сейчас встану и подойду, вы пожалеете. Надеетесь, что я уже остыл и оставлю без последствий сегодняшнее ваше «лишь на чуточку отлучусь», обернувшееся блужданием по буеракам? Мечтаете, что снисходительно забуду, как юный Шегерлен веселился, заведя «погоню» в болото? Да, веселился, пока сам не увяз в трясине. Вы кем себя тогда воображали – кикиморой? Это удовольствие вам будет теперь стоить всех местных развлечений. Впрочем, если предпочтёте домашнему аресту телесное наказание… Не предпочтёте? Так я и думал. А жаль, у того болота можно нарезать прекрасные розги…

Под этот обличительный монолог паренёк сунул ноги в сапоги и набросил на плечи плащ. Длинный, тяжёлый, подбитый мехом, тот волочился краем по щербатым ступенькам, пока Его Светлость ощупью пробирался по лестнице, одной рукой касаясь перил, другой шаря впереди себя, и бормоча «кыс-кыс-кыс». В дверях комнаты воздвиглась вторая фигура, кряжистая и широкая, окончательно загородив свет:

- Арьен, я сегодня действительно устал от ваших проделок. Оставьте кошку в покое! Хотите всю ночь ловить её, пугая постояльцев?

- Тс-с-с, опять турнёшь моего котёнка.

- Он не ваш. Зачем он нужен? Ложитесь спать!

- Лягу. Вместе с ним.

- Что за блажь – тащить в постель грязную косматую тварь!

- Ну, ты ведь не позволяешь затащить туда какую-нибудь симпатичную девицу. Что же мне остаётся? Буду утешаться невинным соседством с мурлыкающим, мягким, пушистым… Всё-таки живое тепло. Между прочим, это поможет унять кашель. Кошки умеют лечить простуду, уж можешь мне поверить, врачеватель. И вообще, лучше пусть малыш дремлет на кровати, чем орёт под дверью. Или тебе нравятся такие полуночные серенады?

Шегерлен, умолкнув, остановился в нескольких шагах от притаившейся Улинны, насторожившись и повернув голову в её сторону. Теперь были различимы черты лица постояльца – ничего особо аристократического в них не читалось, таких лохматых остроносых мальчишек в городе пруд пруди. Никакой благородной возвышенности – лишь усталость от дальней дороги, лихорадочный блеск глаз, напряжённо сжатые губы. Парень как парень. Сухощавый, угловатый, тонкорукий, потерявший уже мягкую детскую округлость линий и не приобретший ещё мужскую зрелую стать.

- Здесь кто-то есть?..

Девушке чудилось, что всем слышен оглушительный стук её сердца, вот-вот увидят её и схватят – подозрительную незнакомку, ночью пробравшуюся к опочивальне знатных господ. Что тогда будет? Что подумает отец?

- Криг, дай мне свечу. Здесь темно, как в брюхе. Боюсь наступить на эту мелкую мявкалку…

Улинна перестала дышать. Мужчина в дверях развернулся, поглядел назад:

- Хм. Да вот же он! Каков мерзавец! Пока его искали – шмыг, и добился своего! Идите сюда, полюбуйтесь – вот оно, ваше сокровище, уже сидит на столе, прямо на блюде с остатками ужина.

Парень бросился обратно, кашляя и смеясь:

- Какой потешный! Распушился, растопырился, выгнул спину, ощерился, грозно урчит, а у самого лапы в соусе разъезжаются! Он так не подавится? И… не лопнет? Кажется, живот уже раздулся.

- Нда. Очень, знаете ли, похож на вас – каким вы были после Эзмерга.

- Никогда не устаёшь напоминать о моих оплошностях?

- О да, это была очень мелкая оплошность. Ерунда, не стоящая внимания. Этак лет через сто о ней совершенно забудут. Незначительный эпизод. Высокородный Анатарьен Шегерлен, обожравшийся на чёрной половине кухни какой-то мерзости - едва ли не помоев - до такой степени, что почти не мог говорить, только икал и глаза пучил. Небольшое недоразумение, потребовавшее промывания желудка. При этом вас пришлось связать, потому что отбивались вы яростно, а ногти вам тогда подстричь ещё не успели. Чуть не выцарапали мне глаза.

- А давай, я попрошу тоже отправить тебя в Эзмерг? Ненадолго. Будет интересно наблюдать, что потом с тобой станет твориться при виде пищи. Обменяемся впечатлениями.

---

флэшмоб ?

Сундук Мертвеца включила мя в свой перечень, так что я послушно и добросовестно присоединяюсь к акции . Пущай будет.



"Если вы найдете свой ник в списке, то вывесите у себя такой пост, дайте понять окружающим, насколько важны для вас дневники и те люди, которых вы нашли с их помощью, независимо читают ли они вас. "

Ну, тогда тут - весь мой пока небольшой список из "избранного": Amarga, Ela, Leki, lowrensiya, Twistress, Джулиан Блэйд, Кошка без тени, Лорд Омут, Маркиз, Сундук Мертвеца, Хранитель печати, Ягодка Волчья; думаю, список будет расти неуклонно.

Собственно, никого из вышеперечисленных не "осаливаю" - тем более, что, кажется, этот флэшмоб уже прокатился по большинству дневников, я в арьегарде.

---

кошка-летяга

...У кошки новое развлечение: забирается на шкаф и прыгает оттуда на кровать. Переживает минуту чистого восторга и снова лезет на шкаф. Как я её понимаю! Я сама в детстве так делала. Поэтому рука не поднимается её шугануть ...

---

Здравствуй, Сундук Мертвеца, преисполненный таинственных сокровищ!

Приветствую! Для тебя, вот - соответственно таинственное место, в котором, наверное, тоже может быть спрятан клад...

Первый раз пробую добавить в свой дневник картинку. Надеюсь, этот GIF отобразится анимированным, каким он и должен быть...

@музыка: Башня Rowan

@настроение: Завтра - долгожданный выходной.

---

Лиха беда начало.

Раз уж взялась бродить по дайрикам, хочется порою вставить комментарий. В качестве "гостя" не всегда удобно. Хотя бы ради этого - пора тоже завести дайрик. И момент сейчас подходящий, символический: мой день рождения. А завтра - именины.

Что ж, продолжаю героически бороться с собственной компьютерной малограмотностью.

Муж-программист от души потешается над моими "достижениями". Он ещё не понял, чем всё это грозит: тем, что в очередной раз "увлекусь какой-то хренью" и стану тратить на неё драгоценное время.

@музыка: Гости поют хором, но песни - разные.

@настроение: Выпустите меня отсюда!